1897 Чернышов таким и сегодня много в Пролетарске
Край Родной в 1915. 1000 куреней и 10 тысяч жителей.
Городовиков О.И.Отрывок из книги "В рядах Первой конной"
Налет на хутор Эльмута
В марте 1919 года наша кавалерийская дивизия продвигалась по родным местам. Снова я видел родные Сальские степи, станицы, которые знал и любил с детских лет. Степи были изрыты снарядами, станицы разорены и пожжены белыми, степные дороги истоптаны конскими копытами и изъезжены артиллерией.
Дивизия шла берегом Дона. Ей поручалось зайти во фланг противнику и разбить его тыл, чтобы облегчить наступление для нашей армии.
И вот мы снова в Платовской, родной станице моей и Буденного. Мы легко выбили из нее мелкие белогвардейские части: это не те времена, когда Буденному приходилось с небольшой группой бойцов драться в станице против четырехсот вооруженных белогвардейцев! Мы взяли в плен много солдат, офицеров и, не останавливаясь, продолжали марш на Великокняжескую.
Дорога туда проходила недалеко от хутора Мокрая Эльмута. На этом хуторе я жил еще до военной службы. В степях вокруг этого хутора я когда-то пас скот богатых коннозаводчиков. В Мокрой Эльмуте все было знакомо да и не только мне одному. Целый эскадрон нашей кавдивизии состоял из уроженцев Мокрой Эльмуты!
Хутор был занят белогвардейцами. «Наверное, измываются над близкими и родными, наверное, творят всякие бесчинства, — думали бойцы. — Неужели мы пройдем мимо родного хутора сторонкой?»
Бойцы просили разрешить им выбить белогвардейцев из родного хутора.
Буденный приказал мне:
— Возьми с собой эскадрон, захвати хутор. После будешь прикрывать мой левый фланг, я пойду прямо на Великокняжескую.
Взяв один эскадрон, я двинулся на хутор. Когда начало [50] светать, мы очутились, в двух километрах от хутора. Навстречу нам ехал всадник. Мы остановили его:
— Куда едешь?
— В Платовскую.
— Зачем?
— Полковник послал за папиросами и за водкой, — ответил белогвардеец, очевидно полковничий денщик.
— Сколько вас на хуторе?
— Обоз второго разряда двух кавалерийских полков. Да около тысячи человек пехоты.
— Пулеметы есть?
— Восемь станковых.
— А конница?
— Пол-эскадрона.
— Что делают?
— Моются, собираются завтракать. Никак вас не ожидают.
В морозном рассвете был ясно виден весь хутор — большой, растянутый на три четверти километра по реке Эльмут. Я приказал бойцам:
— Пойдем в атаку с трех сторон. Залетайте по два-три на каждый двор и командуйте, что есть силы: «Здесь большевики, без оружия бегом на плац, живо!» Я же вместе с коноводом буду ожидать на плацу.
Хутор стоял на ровном месте, в широкой степи — никаких прикрытий не было. Я вместе с эскадроном понесся карьером на хутор. Через пару минут мы были уже на огромном, пустом плацу.
Со всех дворов уже слышались команды:
— Здесь большевики, без оружия бегом на плац, живо!
Это мои орлы брали на испуг белогвардейцев.
И вот со всех сторон на плац хлынули ошеломленные беляки. Они бежали со всех ног, без фуражек, с сапогами под мышкой, без штанов, в одних кальсонах. Их было так много и они так здорово бежали прямо на меня, что мне стало не по себе: а чорт их знает, как разберутся, что нас с коноводом всего двое, да как окажется у кого-нибудь [51] оружие, да как пальнет кто-нибудь по мне? А белогвардейцев набегало все больше и больше. Уже совсем рассвело, наступило морозное тихое утро. На плац собралась целая толпа поеживающихся от холода раздетых людей.
«Что мне с ними делать?» — подумал я. На мое счастье из толпы вдруг вышел знакомый по царской армии, донской казак-урядник Кузнецов. Он тоже в испуге выбежал откуда-то вместе со всеми. А увидел меня — осмелел...
— Городовиков, ты помнишь меня?
— Еще бы не помнить, — отвечаю, — разговаривать только некогда. Построй, Кузнецов, живо отряд в две шеренги.
Кузнецов стал строить беляков в две шеренги. А моих бойцов все нет и нет. На плацу только я да коновод, да почти целая тысяча белых. Я понял, что бойцы мои уже разбежались по родным, наверное, завтракают и делятся новостями. Опять думаю: как бы кто не опомнился да меня не ухлопал?
А Кузнецов докладывает совсем как бывало в казачьей сотне:
— Приказание выполнено, люди построены, в строю девятьсот девяносто пять человек.
— Оружия ни у кого нет? — спрашиваю.
— Нету, — отвечает, — какое оружие. Покидали.
Смотрю на них, — посинели и от холода зубами стучат. Тут уж стали подходить мои бойцы. Приводят пленных, раздетых и разутых, перепуганных. Пулеметы белогвардейские тащат за собой. Докладывают, что семь офицеров, услышав команду: «здесь большевики!», покончили жизнь самоубийством. А один боец привел человека без сапог, без фуражки, в тонком плаще, надетом поверх нижнего белья.
— Товарищ командир, я вам самого полковника приволок. [52]
Полковник до того перепугался, что руку к голове без головного убора прикладывает, честь отдает, лепечет:
— Бывший учитель мирного времени, ныне полковник такой-то.
— Как же вы, учитель мирного времени, полковника заслужили? — удивился я.
— Произвели. У нас это быстро. Сегодня — прапорщик, завтра — полковник. Извините...
А мои бойцы все приводили и приводили пленных.
Привели восемнадцать офицеров. Многих отыскали зарывшимися в солому, спрятавшимися в погребах. Всех обезоружили начисто. А когда подсчитали трофеи, — оказалось: забрали мы тысячу повозок с имуществом и пять мешков деникинских бумажных денег, которые назывались «колокольчиками». «Колокольчики» я решил раздать крестьянам. Поставили на плацу стол, крестьяне встали в очередь, а мои бойцы вынимали из мешков деньги целыми пачками и раздавали.
Через несколько часов мы двинулись дальше — на прикрытие левого фланга дивизии. Буденный готовился неожиданным ударом разбить тыл противника. На эти дела он был большой мастер.
1896 произведен в урядники Плясов Иосиф
Объекты культурного наследия регионального значения